Удар коронавируса по экономике и энергетике Евросоюза: последствия

Введение

 

Экономический удар эпидемии коронавируса в Европе пришелся по трем основным направлениям.

Во-первых, из-за карантина резко упало потребление основных видов энергоносителей в целом. Например, спрос на автомобильное топливо в период с апреля по май 2020 года упал вдвое относительно уровня аналогичного периода годом ранее. Прекращение авиаперевозок уменьшило потребность в авиатопливе на 78%, в железнодорожных перевозках – на 36%.

Теоретически, после победы над эпидемией европейская экономика должна восстановиться, но этот процесс займет не менее 1,5 – 2 лет и будет сопровождаться негативным синергетическим эффектом от падения внешних рынков по причине системного экономического кризиса в мире в целом. Вследствие чего выход на докризисные объемы может не состояться вовсе.

Во-вторых, произошла окончательная разбалансировка спроса и предложения на нефтяном и газовом рынках, обернувшись не только кратным падением цен, но и продемонстрировавшая отдельные моменты прямо отрицательных котировок. В частности, на конец мая в ЕС оптовая цена на газ составила в среднем 34 доллара за тысячу кубометров, что 4,7 раза ниже показателя 2019 года.

А 20 апреля котировка нефти марки WTI опустилась до минус 38 долларов за баррель, а российская марка Urals падала до минус 2 долларов. Хотя они уже на следующий день показали высокий отскок, в целом цены к докризисному уровню не вернулись.

В-третьих, она же показала неадекватность сложившейся системы анализа долгосрочных рыночных тенденций на основании мониторинга сиюминутных биржевых, спотовых и фьючерсных биржевых контрактов.

В частности, пресса и большинство аналитиков сейчас оперируют спекулятивными ценами газа на торговых площадках Голландии, Австрии и Франции, где стоимость миллиона британских тепловых единиц (МБТЕ) СПГ, из-за избыта предложения к концу I кв – началу II кв, снизилась с 4,8 до 1,9 долл. При этом средняя цена газового экспорта «Газпрома» во II квартале остается в районе 4,5 – 4,1 долл. благодаря механизмам долгосрочных контрактов.

Однако следует отметить, что из-за сжатия рынков сбыта оптовые покупатели тоже начинают искать возможность по сокращению закупок, что вероятнее всего приведет российских экспортеров к необходимости существенного уменьшения отпускных цен даже по долгосрочным контрактам.

Все перечисленное не только отменило ранее бытовавшие прогнозы, но и показало, что главным фактором, определяющим перспективы энергетического рынка Европы (как и в мире в целом) стала политика. Точнее сочетание ресурсной базы, экономических факторов и политических целей ведущих правящих группировок Евросоюза.

 

Экономическая структура европейского энергорынка

 

Линейная экстраполяция динамики потребления энергоресурсов в Европе на основе итогов 1995 – 2009 годов предполагала уже к 2014 рост показателей в 1,5 раза относительно исходной точки. В том числе: нефти и нефтепродуктов – в 1,3 раза; ископаемого топлива, в первую очередь угля, — в 1,8 раза (и это несмотря на программу декарбонизации!); природного газа – в 1,6 раза; возобновляемых источников энергии – в 1,6 раза; атомной энергии – на 8%.

В реальности до 2014 года включительно прогноз фактическому положению вещей примерно соответствовал, но потом рост потребления энергоносителей в Европе остановился, а их структура стала существенно меняться.

Эксперты Еврокомиссии отметили ряд базовых факторов, свидетельствующих о принципиальной смене характера протекающих рыночных процессов. Общее потребление первичной энергии после 2014 года стало снижаться. В том смысле, что по абсолютным цифрам некоторый рост до 2016 еще наблюдался, но обеспечивался он исключительно приростом общей численности населения Европы на 33,5 млн человек, тогда как подушевое потребление 2016 года опустилось до показателей 1990 года.

Причиной тому стало активное продвижение идей энергосбережения, как в промышленности, так и в быту. Ставшее итогом массового внедрения идей борьбы с глобальным потреблением, обязательности сокращения выбросов парниковых газов, в первую очередь углекислого, и ростом стоимости электроэнергии. Которое, за 20 лет, подорожало на 42%.

Еще к 2017 году произошло масштабное структурное изменение соотношения долей по характеру потребления. 30,8% его совокупного объема стал формировать транспорт. 27,2% — домохозяйства. 24,6% — промышленность. 14,5% — услуги. 2,3% — сельское хозяйство. 0,6% — прочие нужды.

Из всего перечисленного рост потребности наблюдался только в услугах, да и тот крайне незначительный. С 2010 по 2017 год он составил всего 3,8% от общего объема сегмента. Все прочие группы демонстрировали увеличение потребностей только экстенсивным способом. Скажем, новый построенный дом становился дополнительным потребителем, но в пересчете на квадратный метр площади энергии ему требовалось уже меньше, чем старому.

Влияние кризиса исчерпания свободного рынка

 

Формально все выше изложенные причины отраслевыми аналитиками в целом отмечались, но не считались фатальными. Бытовало убеждение в способности компенсировать нисходящую динамику положительными темпами общего экономического роста.

Условно говоря, если экономика Европы продолжит расти со скоростью в 3 – 4% в год, то через 10 лет ее совокупный размер увеличится на 48%. А так как в основе экономики лежит потребление энергии, то даже с учетом сокращения энергопотребления, совокупная итоговая потребность в ней все равно увеличится минимум на 30 – 35%.

Экономический паралич, вызванные эпидемией коронавируса показал ошибочность подобных расчетов. Рост транспорта почти остановился.

Хотя Международная ассоциация воздушного транспорта (IATA) и прогнозировала сохранение стабильного увеличения пассажиропотока на 5,4% в год, весь прирост ожидался только за счет бурно развивающихся рынков Ближнего Востока, Африки, Латинской Америки и Азиатско-Тихоокеанского региона (в особенности Китая). В то время как в Европе и США ожидался ноль или даже падение.  Это при том, что на долю ЕС приходится 37% мирового авиасообщения.

При этом Международная организация гражданской авиации (ИКАО) показывала рекордный рост европейских авиаперевозок. Но не скрывала, что обеспечен он исключительно межрегиональными перелетами, в том числе развитием дальнего туризма и межрегионального бизнеса. В то время как объемы внутренних пассажирских авиаперевозок продолжает сокращаться.

Введенный для борьбы с коронавирусом карантин и закрытие государственных границ остановил свыше 70% всех перевозок. В первую очередь авиационных. Причем даже постепенное снятие ограничений вернет спрос на перевозки к докризисному уровню еще не скоро. Даже с учетом сильно подешевевшего топлива.

Также под большим вопросом остаются перспективы восстановления европейского промышленного сектора. В первую очередь из-за временного фактора. Вышедший из карантина первым Китай еще с конца марта активно стимулирует экспорт товаров различными государственными программами дотаций. Что способствует постепенному захвату рыночных долей в Европе в период, пока европейские заводы продолжают простаивать. К моменту их запуска уровень спроса и самое главное – потребительская платежеспособность окажутся существенно ниже докризисного уровня.

Следовательно, на предстоящие 2 – 3 года европейская промышленность на докризисный объем производства выйти не сможет, а значит и ее спрос на энергоносители окажется ниже первоначального. Вероятно – на 10 – 12%.

Долгое время служивший важным драйвером роста потребления энергии сектор домохозяйств, тоже больше не сможет поддерживать рост ввиду изменений климата. Например, отопительный сезон 2019 – 2020 годов потребовал на 44% меньше топлива, чем в среднем за период с 2014 по 2018 годы. С учетом прогнозов климатологов на предстоящие 25 лет эту разницу увеличит еще больше.

Резюмируя изложенное следует заключить, что традиционные промышленные факторы рост потребления энергии в Европе больше не поддерживают. Любые перемены в этом вопросе далее будут связаны с политическими факторами.

Политические аспекты перспектив энергетического рынка Европы

Будущее энергорынка Евросоюза оказалось в прямой зависимости от двух фундаментальных политических процессов. В первую очередь о направления и результата модернизации политической конструкции самой Европы.

Столкнувшись с эпидемией центральные органы ЕС расписались в критической неспособности адекватного реагирования на угрозу и неспособности оказания действенной помощи входящим в Евросоюз странам

Объяснение тому сводится к отсутствию у Еврокомиссии собственных денег. На данный момент центральный бюджет формируется взносами членов Евросоюза, в объемах и назначении, заранее утвержденном в Европарламенте в рамках семилетнего бюджетного планирования. Формирование каких-либо аварийных резервов там не предусматривается.

Кризис с COVID-19 Еврокомиссия использует для продвижения идеи введения в ЕС собственных прямых налогов, доходы от которых станут источником формирования единого бюджета Общей Европы. В том числе для финансирования как экстренных мер кризисного характера, так и долгосрочных фундаментальных программ модернизации европейской экономики. В том числе – в энергетике. Следует отметить, что шансы на успех в достижении такой цели у Брюсселя весьма высоки.

Проблема, однако, заключается в том, что евробюрократы являются ярыми сторонниками опережающего развития «зеленой энергетики», максимально основанной на восполняемых источниках.

Согласно принятой в ЕС программы стратегического развития, доля ВИЭ в совокупной генерации к 2040 – 2045 годам должна достичь 75 – 80%. С соответствующим масштабом перевода на электричество домохозяйств и транспортной инфраструктуры. Иными словами, если сегодня электричество составляет около 38 – 40% общего объема потребляемой энергии, то через 25 лет ожидается удвоение его доли.

Это безусловно создаст два вида сложностей. Первый – в неизбежном итоговом удорожании стоимости киловаттчаса электричества. Но его компенсировать планируется ускорением прогресса в технологиях энергосбережения. Решить вторую проблему – с нестабильностью «пилы генерации» предполагается массовым строительством электрических аккумуляторов промышленного масштаба.

Все перечисленное, кроме технических и организационных сложностей, впрочем, считающихся в целом преодолимыми, руководством ЕС рассматривается в качестве огромного источника промышленного и экономического роста для Европы, оказавшейся в условиях исчерпания внешних и внутренних рынков.

Вторым политически мотивированным фундаментальным процессом следует считать стремление Брюсселя к максимальному снижению зависимости европейской экономики от импорта первичных энергоносителей, собственные источники которых будут исчерпаны к рубежу 2030 года.

На данный момент структура энергогенерации Европы формируется: на 20,9% — природным газом; на 20,9% — углем; на 15% — гидроэлектростанциями; на 15% — ветряками; на 12% — АЭС; на 10% — СЭС; на 3% — генерацией из биомассы.

В предстоящие два десятилетия уголь и АЭС предполагается полностью ликвидировать, с заменой выпадающих мощностей на ВИЭ (прежде всего ветрогенерацией) и, что не получится, — газом.

В части газовой замены в рассмотрении находятся два плана. По основному в перспективе до 2045 года Европу планируется перевести на водород. Это позволит решить, как проблему с источником (из морской воды), так и проблему с «карбоновым следом», т.е. кардинальному уменьшению углекислотных промышленных выбросов в атмосферу. А также обеспечить промышленности огромный и долгосрочный фронт работа и источник прибыли.

На промежуточном этапе, до создания водородного производства достаточной мощности, все, что не сможет компенсироваться наращиванием масштабов ВИЭ, должно будет переводиться на природный газ. Но чтобы не попасть в зависимость от импортеров (главную угрозу Брюссель видит в угрозе российской газовой экспансии) на этот период все внешние источники должны оказаться подведены под внутриевропейское законодательство. В частности, под действие Энергетической хартии и Третьего энергопакета.

 

Выводы

 

Анализ изложенных выше фундаментальны тенденций приводит к следующим системным выводам.

Процесс энергетической самоизоляции Европы носит необратимый характер В той или иной степени повлиять на который возможно только политическими мерами. Направленными, в первую очередь, на противодействие брюссельскому варианту плана модернизации организационного устройства Евросоюза.

В частности, для повышения политической роли и экономического влияния Германии, способствуя переводу накопленной ею промышленной и финансовой мощи в организационное и политическое доминирование в Европе.

Европейские планы по опережающему наращиванию масштабов «зеленой энергетики» это не остановит, однако Берлин в их отношении придерживается значительно более плавной итерационной позиции. Особенно в части скорейшего перехода на водород, технология добычи и практического использования которого сегодня далека от массового практического воплощения.

Таким образом, вывод из эксплуатации угольных и атомных станций (доля которых в генерации ФРГ составляет 23 и 5% соответственно) в первую очередь будет неизбежно компенсироваться расширением генерации из природного газа. Причем Берлин углубление сотрудничества в вопросе его закупок у России считает вполне рациональной стратегией.

Более того, идею промышленного перехода на водород немцы воспринимают как перспективную по причине высокой энергозатратности процесса, что ограничивает возможности по созданию генерирующих водород мощностей в других странах Европы.

Отсюда возникает удобная и выгодная возможность превращения Германии в ведущего производителя водорода для европейских нужд. Энергию для получения которого Берлин добудет из российского природного газа. Что автоматически усилит заинтересованность ФРГ в расширении газового импорта, в том числе в выводе российских трубопроводов (Северный поток 1 и 2) из-под европейских ограничительных нормативов.

Тем самым создается возможность достаточного растягивания сроков процесса энергетической модернизации ЕС для спокойной адаптации российского энергетического экспорта под новые условия и параллельного развития поставок в Китай и рынок ЮВА.

Однако следует понимать, что в любом случае история Европы как главного, даже основного, потребителя российских энергоносителей заканчивается. Для блокирования конкурентной борьбы за европейский рынок с поставками из США России придется держать оптовые цены на природный газ в Европе на уровне не выше 3 долларов за МБТЕ или 80 – 90 долларов за тысячу кубических метров.

А общий объем сбыта туда природного газа в ближайшее десятилетие будет сохраняться на уровне примерно 180 млрд кубических метров в год. Как в газообразном, так и в сжиженном виде. С перспективой некоторого роста спроса по мере развития в ЕС объемов водородного производства.

По этой же причине в перспективе ближайших 10 лет переход электрический транспорт очень существенно снизит привлекательность ЕС как рынка сбыта моторного топлива из нефти (бензина и дизеля).

В то же время, стремление Евросоюза к кардинальному наращиванию масштабов прерывистой (ветряной и солнечной) генерации создает перспективу кардинального спроса на промышленные системы аккумуляции электроэнергии, готовые технологические решения которых сегодня на рынке отсутствуют. Что открывает для России возможность такие технологии у себя создать и на их основе развернуть промышленный выпуск готовых аккумулирующих станций.

В этом случае РФ сможет обрести дополнительное высокотехнологическое экспортное направление в энергетической области, по аналогии с успешным продвижением на мировом рынке российских АЭС.

Источник: РУССТРАТ